Женя Маркер - Курсанты. Путь к звёздам
Дежурная служба под руководством комбата, который прибыл еще раньше, не только включила громкоговорители на полную мощь, но и запустила одну за другой вдоль казарменного коридора три тяжеленые гири весом по двадцать четыре килограмма каждая. Перемещаясь по полу, сталкивая друг с другом, они издавали душераздирающий грохот, способный поднять с постели мертвого.
Вспоминая всех родственников суточного наряда, курсанты просыпались, вставали, одевались, умывались и заправляли койки. Таранов накануне сменился с наряда, и спать хотел так, что авианалет HATO его бы не разбудил, а грохот музыки и гирь только заставил повернуться на другой бок, во сне проклиная ранний подъём и соревнование «Кто первым проголосует!»
Комбат лично обходил свои владения с утра, и криком «Совсем обнаглел!!! А ещё коммунист!!!» поднял не только Таранова, но еще пару человек в дальнем конце казармы. Короткая и пламенная его речь с громкими и доходчивыми призывами, удобренными непарламентскими выражениями, описывала перспективы службы каждого курсанта в том случае, если у клуба «проспавшие выборы» появятся в последних рядах.
Так же, если не более активно, шла подготовка в соседних батареях и дивизионах. К назначенному сроку на старте перед выходом в сторону клуба выстроились лучшие спринтеры взводов, которые должны были оказаться в первых рядах избирателей советской демократии. Жаль, что этот трехсотметровый рывок до клуба не фиксировала секундомерами кафедра физической подготовки, которая наверняка бы установила мировые рекорды курсантов на средние дистанции.
Во втором дивизионе стал актуальным бег с препятствиями. Эти ребята решили срезать дистанцию к клубу, чтобы обогнать потенциальных передовиков – десятую батарею. Десятая регулярно оказывалась победителем на марш-броске в 12 км и 6 км, при зачете по последнему курсанту занимала лидерство в беге на 3 и 1 километр. Поэтому срезать сотню метров, чтобы обогнать лидеров училища – реальная задача, одобренная своими командирами.
Секунда в секунду курсанты вылетели из дверей своих казарм и устремились к необычному финишу. Рывок прошел столь стремительно, что начальник клуба не успел открыть двери в зал голосования. У входа столпилась огромная толпа курсантов-передовиков всех курсов, и солдат дивизиона обеспечения учебного процесса.
Военнослужащие стремились исполнить свой долг так, словно участвовали в олимпийских играх. Во время гонки по аллеям закипел азарт, желание догнать и перегнать, которое подбрасывало адреналин в кровь бегущим. А на балконе клуба офицеры батарей наблюдали эту картину, высматривая своих опоздавших курсантов. Они свирепо смотрели на аутсайдеров и поощряли передовиков, любуясь толпой энтузиастов.
Взгляды комбата и Таранова неожиданно встретились, но ничего кроме молний они не высекли: это было наиболее радостное впечатление от конституционного праздника у курсанта.
Прежде, чем открылись стеклянные двери клуба, и избиратели достигли заветных столов с урнами, среди курсантов прошелестела информация о начале через пятнадцать минут новой французской супер комедии. Надо было успеть проголосовать до начала фильма! Энтузиазм голосующих достиг пика, и у дверей избирательного участка началась нешуточная давка, где крепкие прижимали худых, а шустрые просачивались поближе к заветному залу.
Как только московское время отсчитало шесть ударов курантов через включенную на полную громкость радиотрансляцию, толпа ломанулась вперед с отчаянными воплями и многоголосым матом. Начальник клуба подошёл к двери, чтобы открыть её изнутри, но только успел провернуть ключом, как обезумевшая толпа сбила майора с ног, и едва не затоптала.
Под напором сотен тел раздался громкий звон разбитого стекла, толщиной не меньше двух сантиметров. Оно глухо лопнуло на множество осколков и разлетелось на ближайших к двери курсантов. Вплотную к ней прижат был толпой Генка, и именно им, как тараном, выбило обе створки. Просто чудо, что Рыжий не порезался осколками стекла, а отделался несколькими царапинами и изрезанным парадным кителем.
Еще неделю младший сержант Бобрин носил повязку на голове, показывая, как пострадал, а комбат на следующее утро при подведении итогов выборов объявил ему благодарность, и поставил всем в пример это геройства.
– Пока некоторые наглецы, – он грозно уставился на Таранова, – спали, сержант Бобрин в первых рядах прибыл к клубу выполнить свой воинский и конституционный долг!
Генка говорил, что «на выборах породнились мы с Тараном. Он – Таран, и я – таран. Не пойму только мы близнецы-братья или однофамильцы?» Марк и Семен смеялись: «Рыжий пострадал от народного энтузиазма и пролил свою кровь за депутатов нерушимого блока коммунистов и беспартийных».
Глава ХХIII. Стаж
На стажировку, или «стаж», как называли курсанты в своем кругу поездку в войска, где им предстояло выполнять месяц офицерские обязанности, разъезжались группами по несколько человек. Таранов попал в удаленный зенитно-ракетный полк недалеко от поселка Лопухинка вместе с Генкой и еще десятком курсантов из батареи. Всех распределили по дивизионам, а сержанта Бобрина назначили старшим группы. Рыжий с непривычным для него рвением кинулся искать начальника политотдела, который должен в конце стажировки подписать итоговое заключение о выполненных мероприятиях курсантами.
– Нашел его в отпуске, но по счастью дома, – рассказывал он позже, – веселым, под хмельком, за рюмкой водки у сковороды грибов с картошкой. Через пару рюмок было решено: нам с тобой предстоит оформить для второго дивизиона ленинскую комнату за месяц! Я согласился…
Таранов привык к эксплуатации своих способностей художника всеми, кому не лень. В первый год учебы он ночи напролет писал планшеты для ленинской комнаты своей батареи, и в результате нацепил на нос очки. «Зрение село, как от точного выстрела», – шутил над ним Марк. Комбат озадачивал стендами с наглядной агитацией, Малешкину нужно было заполнять анкеты и журналы, для старшины рисовать таблички и бирки, однообразить ф. и. о. на пилотках и шинелях, для друзей красиво и с вензелями подписывать открытки. Плюс ко всему – боевые листки, стенгазеты, лозунги к праздникам, и прочая оформительская работа.
Но такой свиньи, что подкинул в первый день стажировки друг, он не ожидал. Прощай армейские будни! Прощай выходные дни! Прощай желание увидеть войска и приложиться к пульсу подразделения. «Легче отказаться от стажа, чем губить себя в ленкомнате,» – подумал Таранов, и встал, чтобы высказать все, что думает по этому поводу в самых отчаянных выражениях. Семен уже сложил из них пазлы, и открыл было рот, как Генка его опередил.
Не волнуйся, дружище! Ты, может быть, не знаешь, но у нас будет помощница!
В клубную комнату, где они разместились, вошла женщина лет тридцати пяти в военной форме и звании сержанта. Плюсовые очки на носу, простые хлопчатобумажные чулки и коса, заплетенная в виде короны, выдавали в ней типичный синий чулок. А полноту диабетика не могла скрыть никакая юбка.
– Знакомьтесь, товарищи! Ольга Васильевна – местный библиотекарь, и по совместительству – замечательный пейзажист.
Семен Таранов. Курсант-оформитель.
Таранов представился, и оба увидели в глазах друг друга «ноль внимания и фунт презрения», как часто повторял потом Рыжий. Но это не помешала самолюбивым художникам определиться с концепцией и содержанием стендов. Она рисовала, Таранов писал заголовки и тексты, а Генка клеил, резал, пилил. В три пары рук работа закипела довольно быстро. Женщина оказалась молчаливой и увлеченной, работала не меньше курсантов, и уходила домой только вечером.
Десять дней и ночей группа оформителей торопливо работала, чтобы недельку от стажа взять себе. Уехать пораньше из части на волю мечтали оба стажера, но работа продвигалась медленно.
– Все! Я устал и покидаю вашу артель «Два пера и Тушь»! – Так в один прекрасный день заявил Таранов. «Тушью» или «Тушкой» он с первого дня называл за глаза Ольгу Васильевну, с чьей полнотой не желал мириться. – Иду в войска, в народ! И ты, Бобрин, меня не сможешь остановить…
Демонстративно положив на стол рейсшину, он хлопнул дверью, и ушел в сторону стартовой позиции. Замечательное лето этого года накрыло сочной зеленью ленинградскую область, и не стало видно узких тропинок, ветки деревьев распушились крупными листьями и прикрыли кустарники, дома, позиции.
Побродив кругами, и не встретив людей в военной форме, он поинтересовался о направлении своего движения у мальчика-подростка, который собирал землянику. Через десять минут курсант уже был на командном пункте, знакомился с офицерами и прапорщиками, говорил «за жизнь» с солдатами, изучал работу оперативного дежурного, читал местный боевой листок месячной давности. На стандартном бланке корявым почерком значилось: «Боевое дежурство – на 5!»
